Как обычно, моя палатка с краю! Ничего не начнут делать, пока их собственных сыновей и дочерей не похитят неизвестно куда! А что, если их там убивают? Или калечат? Может там вообще каннибалы какие-нибудь, дикари! Поняв, что Совет окончен, Буря упала духом, так же видя, как предводительница ее племени, по совместительству её дочь, ничего не смогла сделать. Она опустила голову, и ее глаза пылали жаждой набить кому-нибудь морду. Она озлобленно потащилась в лагерь, раскидывая ветки и листья на своём пути!
(с) Огненная Буря
Что это за помутнение?
Нет, это точно была не давящая атмосфера.
И точно не рыжий комок меха, что называл себя его предводительницей.
А, может?..
В этот момент Лиса Пламенного Заката, словно заслышав мысли пестрого исполина, мгновенно развернулась на месте и оказалась нос к носу с Быстрокрылым Журавлем, который едва выдохнуть успел.
Слишком близко.
Этот запах, который каждый раз появляется и исчезает настолько молниеносно, насколько вообще возможно.
Слишком близко.
Держаться было невозможно сложно.
Какой сезон сейчас? А время суток? Совет же был только что? А время... Должно быть ночь! Да, точно, ночь.
(с) Быстрокрылый Журавль
— Может, пока никого нет, чаек половим? — один другого лучше, хромой и глухой, но точно будет весело!
(с) Морозный Склон
— Серый кот? Предвестник...эээ... Как его там? Предвестник Волчьей Песни? Ой, опять не так... Предвестник Далёкой Волчьей Песни? Опять не так... — Стрекоза не переставала говорить. Что за болтушка?
(с) Ураганчик
Эмоции прекрасны, да и давно бы уже разорвали пятнистую изнутри, если бы она попыталась спрятать их от окружающих. Шум Дождя — огонь, свободная от чьих-либо указаний стихия, разрушительная и величественная. Пламя нельзя пытаться приручить, но можно попробовать стать его другом, наставником, тем, к кому он может прийти и высказаться.
(с) Шум Дождя
— Здесь, на земле, нет любви. Что такое любовь? Любовь — пустой звук. И я не умею любить, но я умею желать. Так, как желают иметь добрую еду, чистую воду, сухую подстилку и место, где можно переночевать. Знаешь, чего еще желаю я? Я желаю видеть свою семью целой и невредимой. Ты моя семья, сестра моя семья. И связь между нами хрупкая, но она держится до тех пор, пока Владыка считает нужным.
(с) Глинтвейн
— КОГТИШКА! ДАВНО НЕ ВИДЕЛИСЬ! КАК ЖЕ Я ТЕБЕ РАД! — в том же тоне проорал Рогатик, надрывая связки и тяжело дыша. С дерева упало ещё несколько листьев. — ДА Я ТУТ УЖЕ ПОЧТИ ДО ВОЕВОДЫ ДОЗРЕЛ!
(с) Бычок
— РОГАТИК! ТЫ ЧТО ТУТ ДЕЛАЕШЬ? — Заорал Когтишка, вставая передними лапами на ствол дерева. "Может дерево потрясти и он упадет? Совсем как яблоко!" — ТЫ ТАМ ЧТО, ДОЗРЕВАЕШЬ ДО ОРУЖЕНОСЦА?
(с) Когтишка
— Тебе, э... Лиса Пленённая За Кота, — племенные имена давались ему плохо. — Тебе я разрешаю нести Когтя, так и быть. Я пойду рядом и будут следить, чтобы ни ты, ни Быстро... Крытый... Быстрокрылый Журавль не ранили его. Ведите нас к своему дому. Коготь должен жить.
(с) Штормик
— Малыш, ты отцом ошибся, — ровный, но чуточку грубый голос. Был ли он холодным и отчуждённым? Ты не знал, да и обращать внимание на интонацию не хотел: в тебе кипела злость; и видят предки, что крайне сложно контролировать себя. — Метнись кабанчиком назад в лагерь и поищи свободные уши там.
(с) Жалящий Шершень
— Засунь свои племена знаешь куда? — не отступил кот, приметив, как кошка глянула на выпотрошенного зайчишку.
(c)
Глухой Тупик
— Нет, куда? — спросила кошечка, склонив голову на бок и смотря прямо на воителя.
(с)
Пёстрая Шубка
Первая мысль Рогатика была — "кролик!" — и он сразу навострил ушки, а хвост его поднялся трубой. Но, так как ловить кроликов Рогатик не умел, он воспользовался точно такой же тактикой, какой всегда пользовался в играх с котятами: просто побежал вперёд, раззявив пасть.
(с) Бычок
Жадно впившись зубами в тёплое благоухающее тельце, воитель скосил глаза на Лису Пламенного Заката и Быстрокрылого Журавля, которые привели с собой двоих незнакомых котят-подростков.
«Интерееесно. Исчезли куда-то после Совета вдвоём, а вернулись уже с котятами. Быстро они».
(с) Кленовый Лист
— Не стесняйся, братишка, — хмыкнул охотник, — Я тебе покушать принес, угощайся.
(с) Глухой Тупик
Глядеть на сломленную Лису было больнее всего. Клёну мучительно захотелось подойти к ней, сказать какие-нибудь утешающие слова — уж он бы придумал, какие, — но от предводительницы не отходили глашатай и целительница племени.
Может быть, потом, в лагере...
— Ничего ещё не кончено, Лиса Пламенного Заката, — тихо проронил Лист, глядя сквозь толпу на сломленную фигуру рыжей кошки; но вот прошло мгновение слабости, и та вновь расправила плечи, вернув свой привычный властный облик. — У тебя потрясающая сестра, Лепесток. Тебе есть на кого ровняться.
(с) Кленовый Лист
"Я готова встретить тебя, бушующее море. И всегда была готова..."
(с) Жало Скорпиона
Позволив Тупику подойти ближе, Могильщик с улыбкой оглядел его разодранного, окровавленного зайца. Учитывая то, как неаккуратно охотник убил свою жертву, съесть этого зайца стоило как можно быстрее. Выглядела распотрошенная дичь впечатляюще.
— Ты умница, Глухой Тупик, — похвалил он брата, сгребая дичь в лапу и одним броском закидывая на верхушку общей кучи. — Я поем... возможно, попозже. Сначала отнесу этого зайца королевам. Будь уверен, они сразу же пожалеют, что растят котят не от тебя.
(с) Жук Могильщик
— Прошу вас ещё внимания, помимо скорбных вестей есть и радостные. Мы всегда были сильны духом и едины, нас закалил суровый ветер и солёные брызги, наше племя должно жить дальше даже после потери достойных и молодых. Только наша непоколебимость и общность помогает нам оставаться племенем Шторма, только наша суровая сила даёт нам победу в бою.
(с) Предвестник Далёкой Бури
Коты - Воители. Легенды моря |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Коты - Воители. Легенды моря » Флешбек » Необратимость | Шельера | Эрра
Время:
лето, легкий теплый ветерок, шум листвы, сладкие запахи цветов убаюкивают мир.
Место:
старый уютный домик двуногих, сад.
Очередность:
Эрра | Шельера
Предыстория:
Шельера сладко растянулась на траве, считая пушистые облака и пытаясь поймать лапой бабочку. Вдруг над ней нависла тень, загородив теплое искрящее солнце.
Это лето было прекрасным, если оценивать его с точки зрения того, кому не все равно на красоту природы, буйство красок и бесчисленное множество цветочных ароматов. Я же принадлежал к разряду тех, кому на все прелести флоры и фауны просто по боку, что ли. Поэтому теперь, бредя уныло в никуда (что уже стало некой привычкой), я даже не смотрел по сторонам. Отключился от блока питания мира сего, чтобы погрузиться в глубины собственной, персональной тьмы, которая прежде таилась где-то в глубине грудной клетки, но с недавних пор перестала прятаться. Мои личные черти то и дело поднимали головы и косились в сторону ледяного стального равнодушия, за которым я прятал свои раны. Этим тварям так и хотелось добраться до самого сокровенного и надавить побольнее.
Признаться честно - иногда им это удавалось. И в такие моменты я хотел задушить собственное прошлое, разорвать его в клочья, вцепившись когтистыми лапами. Вогнав в тягучие липкие события прошлого когти под корень - так, чтобы уничтожить навсегда.
В теории я делал это сотни раз. На практике же такой порыв реализовать было невозможно.
Сегодня я ощущал, что теплый погожий денек лишь нагнетает обстановку. Солнце не нежно грело, не ласкало мою грязно-белую шкуру своими золотыми лучами - нет! Оно пекло, жарило, сжигало, грозясь в лучшем случае проделать дыру в моей спине, в худшем - испепелить, оставив после меня лишь горсть противного серого пепла. Ничего не выражающего - как раз под стать тому, что я представляю собой в последние недели, которые тянутся бесконечно-мучительно долго.
Каждый день - бессмысленно потраченное время. Каждая пойманная мною мышь, каждый глоток воды - бессмысленно потраченные ресурсы, поддерживающие жизнь в живом теле с вымершей душой.
По крайней мере, мне казалось, что душа моя давно погибла, забитая тупыми наконечниками копий тех самых терпеливых чертей. Их новой целью, предполагаемой жертвой теперь стал мой рассудок. Смогут победить его - тогда сдастся и тело. Все так просто, что я рассмеялся бы - только вот из горла вместо смеха вырвутся какие-то свистяще-хрипящие звуки.
Забавно, что я находился в самом милом и уютном переулке с самыми ухоженными садами и узорчатыми воротами. Потому что если бы то, что творилось у меня внутри, можно было визуализировать, оно тут же запачкало бы всю прелесть этого района своей мерзкой черной грязью безнадежности. О, ее у меня было так много, что я мог бы одарить ею весь мир, если бы мир попросил. Но миру, разумеется, мои проблемы даром не нужны.
Резко живот скрутило, и из этого слишком сильного спазма я сделал вывод, что питаться все-таки нужно, если я хочу оставаться дееспособным. Пришлось остановиться, опустившись на сухую землю. Вокруг меня тут же возникло небольшое облако из пыли. Я почувствовал, как неприятно свербит в носу.
По левую лапу от меня возвышался небольшой домик - кажется, он еще только строился, а потому был безлюден. Неподходящее место для того, чтобы искать пропитание. По правую же лапу я мог лицезреть милый сад: не слишком ухоженный, но прекрасный именно своей живостью, естественностью. Постройка же, к которой вела узкая дорожка, выглядела несколько потрепанной временем, но это лишь придавало особый шарм данному месту. И меня, кто вроде бы отгородился от всего мирского и был безразличен к даже самым прелестным видам, внезапно потянуло туда, за эту невысокую ограду, которую было совсем несложно преодолеть.
Я проник на чужую территорию и втянул в себя воздух - в нос тут же ударил чужой сладковатый запах. Видимо, тут обитала домашняя кошка. Рассердить хозяйку сих владений я не боялся - может, будет к лучшему, если она цапнет меня разок-другой. Капля физической боли, быть может, помогла бы почувствовать себя живым. С другой стороны - не факт, что незнакомка окажется агрессивно настроена. Быть может, она даже пожалеет несчастного странника - особенно такого потрепанного, как я.
Найти ее оказалось куда проще, чем я предполагал. Кошка растянулась на солнце, и ее рыжая шерсть кое-где отливала золотом. Если меня небесное светило грозилось испепелить, но эта особа с наслаждением купалась в его лучах.
Осторожно я подкрался к ней и, вскинув голову, откашлялся. Произнеся:
- Могу ли я рассчитывать на то, что Вы не попытаетесь разорвать меня на части за то, что я потревожил Ваш покой? - с усмешкой.
Отредактировано Эрра (2018-07-30 14:41:17)
Новый день и новое приключение. Шерр всегда начинала свой день, когда солнце достигало небесного пика. По своему обычаю, молодая кошка потянулась на своем мягком и уютном лежачке, выполненном специально на заказ. Он был с розовым бархатным бантиком и колокольчиком, который так и хотелось цапнуть лапой и содрать, однако Шерр держалась ради любимых ею людей. Ее хозяева были старыми пенсионерами, любящими гулять по саду и тихонько друг на друга ворчать. Частенько рыжая наблюдала, как по вечерам они медленно в сумерках кружат под мягкую романтическую музыку. Кошка частенько дремала под эти чарующие звуки, ей нравилась атмосфера, однако старалась не показывать этого. Она не любила показывать свои чувства и даже лишь изредка демонстрировала горячо любимым людям привязанность. Шерр поднялась на лапы, выгнула спину, затем хвост, сладко и томно зевнула, а затем легкостью прыгнула на подоконник и через раскрытое окно выпрыгнула в красочный сад.
Цветочный сад был для Шерр очень важен. С наслаждением она дремала в кустах под зарослями диких, но ухоженных роз. Бутоны всегда были большими и крупными, гораздо больше головы кошки. В саду были тропинки из белых плит, некоторые уже давно покрылись трещинами: время не щадило никого. Весь сад был усыпан разнообразными цветами, только клумбы немного подкосились, да трава в некоторых местах становилась с каждым годом все выше и выше. Дикий виноград, змеей обвивши некогда белый красивый забор, уже перевалил на другую сторону, растянув свои ветки до деревьев и кустов. Сорняки чудом не изжили цветы. Каждый день хозяева работали в саду под задумчивым взглядом их любимицы. Иногда в сад заходили незнакомые люди, вежливо беседовали с людьми Шерр. Рыжая кошка всегда глядела на них с подозрением и не подпускала близко. Ее сердце и душа были отданы только двум людям.
Растянувшись на траве, Шерр перевернулась на спину. Ее взору предстало прекрасное своей постоянностью небо. Легкая дремота легла на ресницы кошки.
Ей снился костер, что видела она однажды, треск дров и алые языки пламени, которые пожирали мертвую тушу птицы.
Очнувшись от страха, Шерр с облегчением поняла, что находится не в объятиях пламени, а в своем родном саду. Рядом со цветками вспорхнула бабочка, и кошка игриво вытянула лапу вслед за ней. Облака быстро неслись вслед за ветром, и Шерр невольно задумалась, а сможет ли она всех их пересчитать? Не иначе, где—то должен был быть конец этим пушистым зверятам. Кошка верила, что эти облака движутся по небу не просто так: у них своя миссия, понять которую ей пока не удалось.
Тут солнце закрыла чья—то кашляющая тень, и домашняя кошка без страха перевела взгляд на незнакомца. На нее еще никто не нападал, поэтому она даже не перевернулась на живот, продолжая обнажать незнакомцу свое самое незащищенное и мягко место.
— Могу ли я рассчитывать на то, что Вы не попытаетесь разорвать меня на части за то, что я потревожил Ваш покой? — усмехнулся сероватый кот, и кошка наконец поднялась на лапы, изогнув хвост.
— Отнюдь, — в том же духе отозвалась рыжая, сверкнув игриво глазами. Что и говорить, сегодня у нее было хорошее настроение, иначе бы гнала бы кота прочь за беспокойство. Или, может, просто давненько никто не заглядывал? — Только если расскажешь свою историю, путник. Взамен поделюсь едой и кровом на время, — облизнувшись, сообщила она. Она медленно обошла кота, смерив оценивающим взглядом.
— История взамен на присутствие здесь. Можешь даже выдумать. Я разрешаю, — подняв брови, кошка ровно села перед котом, показывая, что он не пройдет дальше без своей жизненной истории.
Отредактировано Шельера (2018-08-07 15:04:54)
Кошка, к которой я обратился, поднялась на лапы. В каждом ее движении чувствовалась грация: в изгибах хвоста, в плавности пары неторопливых шагов, которые она сделала с таким выражением на своей милой мордочке, что даже мне захотелось улыбнуться. Это было самым странным открытием за последние дни: я уж думал было, что разучился улыбаться с простотой и искренностью. Растягивать губы в той самой улыбке, что показывает все тепло и весь свет, еще сохранившиеся внутри.
Она не сказала еще ни единого слова, а я уже успел понять, что прогонять меня незнакомка не собирается. Пользуясь моментом, я оглядывал ее пристально и настойчиво. Может, даже слишком, о чем спохватился слишком поздно. Вдруг ей будет неприятно такое откровенно наглое внимание со стороны грязного одиночки вроде меня, и она погонит меня прочь?
Вы можете сказать, что совсем недавно я был рад возможности поцапаться с кем-то, нарваться на конфликт, дабы оживить нервные клетки, пронзая их лечебной болью. Пожалуй, это будет абсолютно правильно - обвинить меня в непостоянстве, в метаниях. Но могу ли я, сломленный уже давно, расколотый на части, держаться крепко за что-то одно? Меня разломили пополам, дробя жалкое подобие личности в крошки. И о каком постоянстве может идти теперь речь?
Сейчас я боялся, что она оттолкнет меня. Что-то в незнакомке напомнило мне о сестре, хотя внешне они были не похожи: домашняя выглядела идеально; у нее была рыжая короткая шерсть и немного нелепые большие уши, напомнившие мне отчего-то мои собственные. Выглядевшая эдакой аристократкой, она никак не походила на мою сестру, что была прекрасна именно своей дикостью, силой своих натренированных лап и цепким, внимательным взглядом. Но все же внешний вид незнакомки был не менее притягателен.
Все также откровенно-нагло вылизывая ее взглядом, поймал себя внезапно на том, что кошка осматривает меня ничуть не менее оценивающе. Невольно расправил плечи, усмехнувшись мысленно нелепости этого порыва. Все же еще жил во мне жутко самодовольный молодой кот, которому нравилось флиртовать с хорошенькими соплеменницами - бесцельно, разве что забавы ради. Были же времена!..
А воспоминания ранили. Впрочем, как и всегда - меня уже почти не удивляла эта боль. Слишком приелась, слишком стала обыденной: я лучший пример того, что привыкаешь ко всему. Даже к тому, что режешь свое сердце собственными же воспоминаниями.
— Только если расскажешь свою историю, путник. Взамен поделюсь едой и кровом на время, - отвечая вежливо на мой вопрос, незнакомка обошла меня. Облизнулась в предвкушении интересной истории, словно в ожидании вкусного обеда.
Конечно - давайте сегодня на обед мы полакомимся самым сокровенным, что есть у Ловца Солнца! Его историей, его воспоминаниями. Тем, о чем не привык болтать. На такое условие мне даже внезапно захотелось ответить грубостью, но вовремя это было предотвращено новыми словами домашней:
— История взамен на присутствие здесь. Можешь даже выдумать. Я разрешаю, - я усмехнулся. Выдумать, значит? Мне никогда не казалось, что я обладаю богатой фантазией - вот и подвернулся шанс это проверить. Кивнув молча в знак согласия, я опустился на землю напротив кошки, которая, впрочем, буквально пару мгновений назад тоже уселась предо мной, демонстрируя безупречную осанку.
Придумать... Что я мог рассказать такого, чтобы заслужить маленькую награду в виде лакомства? В животе, казалось, поселилось какое-то чудовище, рвущее желудок в клочья. Такой адский голод, что хотелось согнуться пополам, повалившись на зеленый газон.
- Что ж, - я улыбнулся натянуто, но с легкой претензией на искренность. - Я родился не здесь. Детство мое протекало в краях, где всегда светит солнце, где море спокойно, а по вечерам в его чистые голубые воды льется теплый оранжевый свет от заходящего солнца. В помете нас было трое, - сделал паузу, раздумывая быстро над тем, как продолжу эту биографию, возникающую из пустоты. Пожалуй, это даже было забавно. - Всякий раз, когда мама с папой брали нас на побережье, чтобы полюбоваться красивыми закатами, я наблюдал за солнечным диском. И клялся, что однажды словлю его, преподнеся в подарок маме. И потому родители, посмеиваясь, назвали меня Ловцом Солнца, - улыбнулся. Мое настоящее имя, первая правда в этом теплом рассказе делала историю более искренней. Я сам мог бы поверить в нее, оказавшись на месте домашней. - Когда я подрос, в нашу тихую гавань причалил корабль. Его паруса были покрыты позолотой, и в солнечных лучах судно показалось мне волшебным. Именно поэтому я, еще котенок в душе, взобрался на палубу. И несколько позже - заснул в каюте капитана, - мне самому начинало нравиться воображать, что это все произошло на самом деле. Такие слова, как "палуба" и "каюта", были известны мне от корабельных котов, на самом деле совершивших путешествие через море. Домашняя, конечно, этого не знала - умело оперируя данными терминами, я делал рассказ более и более правдоподобным. - Очнувшись, я выбрался из каюты и не увидел ничего, кроме ярко-синего неба над головой. Слышал шум волн, завывание ветра и голоса матросов. Жутко испугался, решив, что теперь мне несдобровать. Но капитану что-то во мне понравилось, и мы стали путешествовать вместе. Я многое за свои луны повидал: видел сизый ядовитый туман, витавший над морем, ощущал на своей шкуре ветер, что несет погибель кораблям. На одном из островов, что мы посетили, деревья произрастали до самых облаков, представляешь?
Не удержавшись, я улыбнулся. Представил, как сижу на палубе корабля с золотистыми парусами и любуясь бескрайними просторами, а ветер приятно треплет шерсть. Пожалуй, это было прекрасной мечтой любознательного одиночки, настоящего авантюриста и сторонника приключений. Это описание так не подходило мне на данном этапе жизни...
- Однажды корабль причалил в порту этого острова. Я, как и всегда, исследовал территории рядом с гаванью, знакомился с другими котами. Но когда, казалось бы, пришло время отплывать... Капитан не появился у причала, не позвал меня ласково по имени, которое я своим никогда не считал, но которое он дал мне сам: "Пират". Кажется, так зовут морских разбойников, - мне стало немного грустно от того, что даже моя выдуманная история принимает такой не самый веселый оборот. - Я ждал его, но он не приходил. И продолжалось это до того момента, пока однажды какой-то молодой незнакомец не взошел на борт нашего судна и не стал раздавать, как я понял, указания матросам. Тогда-то я и понял: мой добрый капитан уже не придет. А этот, новый, не любил кошек... И вот я здесь. Теперь - навсегда.
По привычке склонив вбок голову и улыбаясь слегка грустно, я посмотрел на собеседницу. Кошка слушала меня внимательно, стараясь не перебивать. Порой у нее вырывались какие-то вопросы или комментарии, на что я с радостью отвечал: сегодня воображение, похоже, стремилось проявить себя по полной.
Было приятно делиться с незнакомкой всем этим. Пожалуй, будь у меня другое настроение, я бы даже смог открыть ей всю правду.
"А что, если?.." - промелькнула мысль. И внезапно я ощутил, что настоящие, действительно мои воспоминания вновь легли на плечи тяжелой ношей. Возвращая в реальность из мира персиковых закатов... И от этой резкости, этого грубого толчка мне стало не по себе. Все это так давило, так мучило, доводило, что я решил: почему нет?
Быть может, настал подходящий момент? Быть может, пора кому-то рассказать все то, что уже давно терзает мое сердце?
- У меня два вопроса к прекрасной незнакомке: хотелось бы узнать ее имя, в первую очередь - свое я уже сказал. Во вторую же - ее мнение, - я лениво потянулся, стараясь выглядеть почти что расслабленно. А затем резко, вмиг посерьезнел: - Как ты считаешь - это правда? Все, что я тебе рассказал?
Отредактировано Эрра (2018-08-08 18:29:27)
Шерр довольно облизнулась, понимая, что понравилась незнакомцу. Ей всегда льстило внимание котов, иногда искусительница мужских сердец даже заигрывала и открыто флиртовала, хотя детей и не желала заводить, считая, что сама является вечным избалованным ребенком. Встречая довольных мамаш, рыжая всегда после общения закатывала глаза, не понимая, в чем есть хоть доля радости, видеть этих маленьких мерзких нарушителей спокойствия. О да, ей приходилось пару раз гонять мелких сорванцов, обещая оторвать уши и запихнуть их в одно место. Рыжая всегда с трудом сдерживала свои эмоции перед котятами и подростками, поэтому они ее опасались, принимая за очень злую кошку. Тем не менее, иногда Шерр рассказывала спокойным и послушным котятам сказки, пересказывая на свой лад истории, собранные благодаря рассказам путников, что платили за ночлег. Частенько к ней заглядывали соседские коты и кошки, но хозяйке цветочного сада едва ли они были интересны, ведь за душой у них вряд ли притаилась вкусная интересная история о неведанных мирах. А о хозяйках и котятах желтоглазая уже наслышана до тошноты.
И вот интересный незнакомец, способный угостить душу носительницы солнечных глаз своим рассказом. Он смотрел на нее чуть ли не с жадностью, будто бы встретил достойный своей души трофей. Шерр ухмыльнулась в глубине себя, чувствуя, как в душе растекается гордость за свою привлекательность. Ответив таким же взглядом, кошка улыбнулась, говоря словно, что поймала этот жадный взгляд, но готова позволить лишь благодаря своей широкой душе изучить полностью и насладиться красотой. Грациозно изогнув хвост, Шерр вопросительно взглянула, спрашивая одними лишь глазами, покорила ли она его сердце.
Кот начал свой рассказ. Шерр сидела ровно, почти замерев, впитывая большими ушами каждое слово таинственного рассказчика. Он говорил красиво, интересно, слова лились из рта как мед, и кошка почувствовала, что эта история ей, несомненно, нравится. Однако рыжая не боялась остановить кота, чтобы уточнить некоторые вопросы. О, ее не запутать незнакомыми словами.
— Поведай мне, что значит слово «каюта»? — мягко улыбнувшись, кошка продолжила слушать рассказ. Она смаковала слова незнакомца, словно ела самую вкусную приготовленную хозяйкой пищу. Однако много историй было услышано, и кошка в какой—то момент осознала, что этот рассказ пропитан выдумкой, хоть был начат весьма правдоподобно на первый взгляд. Какие—то нотки в словах гласили, что это все лишь путешествие на словах. И где—то в интонации был словно бы стон сожаления о своем прошлом. Будто бы привкус чего—то настоящего, как в корме жалкий привкус лосося, который никогда не сравнится с настоящим, заботливо приготовленным любящей хозяйкой.
Наконец, рассказ был окончен, и рыжая бесшумно поднялась на лапы, немного даже сожалея, что столь приятное времяпровождение окончено.
— Добро пожаловать! — отойдя в сторону, Шерр великодушно открыла гостю путь к дому. Она хотела было рассказать, где еда, питье и где прилечь, но остановилась вполоборота.
— У меня два вопроса к прекрасной незнакомке: хотелось бы узнать ее имя, в первую очередь — свое я уже сказал. Во вторую же — ее мнение. Как ты считаешь — это правда? Все, что я тебе рассказал? — спросил путешественник, давая юной кошке повод растянуть свои губы в предвкушающей что—то интересное улыбке.
— Шерр. Меня нарекли именем Шерр, — кивнув в знак знакомства, носительница этого имени плывущей походкой направилась к дому, будто бы про второй вопрос и позабыла вовсе. — Ты складно рассказал историю, и речь твоя наполнена красивыми живыми словами. Но, как известно, юная истрёпанная ложь вечно будет наряжаться в честные глаза. В твоем рассказе были лишь отголоски правды, пожалуй, жестокой правды. Ты не решился выдумать целиком все и полностью, связав эмоциями и чувствами эту интересную историю со своим прошлым. Похвально. Весьма неплохо, — кошка замолчала, вдруг серьезно взглянув в глаза серому. В голубых небесных озерах, ей почему—то показалось, собралась вся скорбь и боль этого мира. Шерр стало невероятно жаль Ловца Солнца, пусть ранее она едва ли испытывала к кому—либо сострадание.
— Потрепала тебя жизнь, да… — задумчиво, но без сочувствия мяукнула рыжая, продолжая свой шаг. — Миски с едой стоят на кухне, правая комната от главного входа, — задумчиво, витая в своих мыслях, мяукала Шерр. Как же ее зацепило его состояние, словно бы передалось вместе с воздухом в ее легкие и распространилось неизбежным потоком по всему телу. — Иногда дают рыбу и мясо, но не тебе, — искося глянула, оценив реакцию. — Спать можешь как и в доме, так и в саду. Хозяева против не будут, они любят, когда я привожу кого—то, и с радостью делятся своей бесконечной заботой. Успевай уворачиваться. Но не смей к ним лезь, ясно, — строго, ревниво. А потом вновь мягко продолжила, — но надолго не задерживайся, мне быстро все надоедают. Часто приходить тоже не стоит, если решишь обосноваться где—то рядом, не люблю настырных. Вроде все. Так что добро пожаловать, — и кошка кивнула на всегда открытую в теплую погоду дверь.
Отредактировано Шельера (2018-08-18 21:36:23)
Когда кошка назвала свое имя, мило кивнув при этом, я невольно повторил мысленно ею произнесенное. "Шер-ррр". Ее имя так приятно, так правильно ложилось на слух и все время невольно стремилось сорваться с кончика языка. Короткое, но запоминающееся, с этим мягким "р" на конце. Я усвоил его сразу же, и по прошествии множества лун это имя все еще звучало в голове гулким эхом тысячи пережитых моментов и терпкой горечью роковых событий.
Гостеприимная особа летящей походкой поспешила в сторону дома, и я направился за ней даже без приглашения и каких-либо раздумий. Какое-то время второй мой вопрос так и остался открытым, интригуя даже сильнее, чем самые успешные сказки старейшин. Мне стало казаться, что Шерр просто пропустила его мимо ушей, и оттого закралось сомнение: действительно ли я могу рассказать ей всю правду? Не ошиблось ли мое глупое сердце, когда так неистово к ней потянулось, когда решило довериться именно незнакомке, чужой для меня абсолютно? Но Шерр сумела развеять сомнения так же легко и стремительно, как и ввела меня в недоумение несколькими мгновениями ранее. И от ее новых слов стало приятно и словно бы даже тепло: то было давно забытое ощущение, что ожило где-то в глубине сознания и вырвалось наружу стремительно и слишком просто.
— Ты складно рассказал историю, и речь твоя наполнена красивыми живыми словами. Но, как известно, юная истрёпанная ложь вечно будет наряжаться в честные глаза.
Она все поняла. Я почему-то даже не удивился нисколько - лишь взглянул в ее красивые глаза с несколько грустной улыбкой и кивком подтвердил, что ее слова правдивы, после чего получил похвалу за так складно придуманную и поведанную историю. Это не вызвало во мне практически никаких чувств: пусть моя наполненная ложью история и получила высокую оценку ценителя, она все равно оставалась лишь жалким прикрытием. А за ней, словно за наспех выстроенной и уже потрепанной временем стеной, все еще обитала горькая правда. Та самая, воспоминания о которой неизменно приходили в компании сильнейших болезненных спазмов. Они никогда не бродили по закоулкам моей памяти в одиночестве - то не в стиле самого темного и самого сокровенного.
- Ты права, - зачем-то произнес я, и голос прозвучал предательски тихо и слабо. Пожалуй, мне и говорить-то ничего не требовалось: я вновь совершил резкий сказок от крайности к крайности, и вот уже самые коварные мысли рвались к сердцу тысячей клинков. Борьба с прошлым, противостояние собственным воспоминаниям - они наполнили от края до края мои глаза. Я знал о том, потому что ощущал почти физически.
Шерр, кажется, тоже это заметила, верно подметив, что жизнь меня потрепала. В ее голосе не было сочувствия, но я и не требовал, чтобы меня жалели. К тому же мы - чужие друг другу, так с чего же мне ждать от нее сопереживания и участия? Главным в тот момент казалось то, что ее общество мне весьма приятно, что он не глупа и говорит легко и красиво. Ну, и то, что эта кошка была готова выслушать: нельзя было не заметить, какая она любительница чужих историй. Моя, пожалуй, ее не обрадует, но разнообразит коллекцию услышанного. Шерр, как истинный коллекционер чужих судеб, не станет пропускать экземпляр, от которого хоть немного веет чем-то непривычным и интересным.
Это симбиоз: она получает мою историю, я получаю слушателя и, быть может, наконец-то хоть сколько-нибудь облегчаю тяжкую ношу, что давит на плечи непрерывно с того самого дня, как я в отчаянии сбежал из родных краев навстречу неизвестности и стабильному одиночеству. Я мог бы начать свой рассказ прямо сейчас, но теперь, когда наступил "этот самый" момент, мне хотелось не торопиться. Я предвкушал, сколь сложно будет кому-то открыться целиком, оттого и медлил. Впрочем, у нас еще было время. Никто не гнал меня прочь, никто не торопил и не нашептывал на ухо требовательное: "Ну же, расскажи". Можно было выдохнуть.
Пока мысли бодро сновали туда-сюда по закоулкам моего разума, мы с Шерр продолжали свой путь и оказались вскоре прямо у порога. Она поведала мне о том, где стоят миски, и рассказала много всего полезного. Когда кошка заговорила о своих хозяевах, я уловил нотки ревности в голосе и усмехнулся. Ее привязанность к людской семье пусть и была мне не совсем понятна, но показалась по-своему милой. Мне хотелось сказать, что ей нечего бояться, что красть хозяев не в моем стиле, но вместо слов лишь улыбнулся, не желая перебивать речь моего самого лучшего на свете экскурсовода.
- Но надолго не задерживайся, мне быстро все надоедают, - и тут я все же не удержался - перебил. В той самой манере и с той же интонацией, с коей говорил, рисуясь перед соплеменницами в период позднего ученичества:
- А что, если я - и не надоем? - разумеется, то была всего лишь шутка, а не результат моего нарциссизма. Я, конечно, всегда любил себя, но никогда не выходил в этом за рамки. Теперь же вообще относился к себе с пренебрежением, неверием и неприязнью даже.
- Так что добро пожаловать, - Шерр завершила эту череду инструкций самой доброжелательной фразой, и я скользнул в сторону двери.
- Благодарю, - кивнул вполне дружелюбно и сделал маленький, но уверенный шаг внутрь здания. Изнутри веяло каким-то особым теплом, уютом. Невольно подумалось, что такое место даже я однажды смог бы назвать домом. Внезапно мне захотелось узнать побольше и об этом месте, и о Шерр, его милой обитательнице. - Хвои хозяева... Ты их любишь, да? Не расскажешь мне о них? - я вскинул голову и взглянул кошке прямо в глаза: - А родилась ты здесь? Мне не очень-то хорошо известно, как домашние и их хозяева обретают друг друга.
Отредактировано Эрра (2018-08-22 22:26:00)
— А что, если я — и не надоем? — ожидаемо, даже слишком ожидаемо для такого интересного потрепанного кота. Нежели они все одинаковые? Нет-нет, это слишком, слишком бесконечно скучно. Шерр могла поставить уши на отсечение, что этот самоуверенный вопрос слышала раз пять, а может, и больше. Это могло бы льстить, что коты жаждали задержаться рядом с ней, если бы самой кошке не было утомительно скучно в первые же дни временного совместного проживания. Она тонко чувствовала момент, когда нужно отпускать, чтобы не воспылать ненавистью к неугодному гостю. Порой доходило до того, что ее начинал раздражать даже голос. Рыжая кошка всегда любила пробовать что—то новое, слушать еще неуслышанные ею истории, однако все быстро приедалось, становилось приторным, и даже новая история усиленно отдавала самыми первыми рассказами. Что могло бы удивить ее? Шерр была уверена, что даже если ящерицы полетят, то спустя пару дней она попросту перестанет поражаться и этому.
— А что, если я уже устаю от этой фразочки? — передразнила его Шерр, но она все еще пропускала его вперед, оставаясь пока(!) еще благосклонной к нему. Сама не понимала даже, почему ей уже не хочется выгнать его за порог, попрощаться навсегда. Наверное, это был больной интерес? Хотелось раскопать эту голубизну в глазах, заглянуть бесцеремонно в душу, узнать причину этой боли и… насладиться ею. Даже было желание навсегда привязать к себе эту истерзанную душу, чтобы единственным смыслом и светом была лишь одна Шерр. Но Ловец Солнца был не из тех, кто бы слепо тянулся бы за кем—то, кто первый проявил бы доброту в трудный час. Это было бы жалко, слишком заезжено и даже ни капли не эстетично. Слишком много трагичных историй было с таким сюжетом, и рыжая уже без труда могла предсказывать то, что будет дальше. — Серьезно, ты не первый, кто спрашивает это. И, как видишь, тут никого нет кроме меня и моих людей.
Ловец Солнца сделал шаг в дом. Шерр взглянула на него, худого и потрепанного суровой бездомной жизнью кота, стоящего в лучах солнца, который вступил в прохладную тень ее родного дома. Интересно, ступала ли его лапа в других домах? Питался ли он кормом? Или же выживал, питаясь падалью, не брезгуя погонять чаек? Сощурив глаза, и развернувшись, чтобы скрыть вспыхнувший в желтых глазах интерес, кошка прошла дальше, зовя серого за собою. Ей—то не сложно было проходить через порог, а у него, возможно, сердце обрывается от осознания, что он побудет немного «не бродягой». Фыркнув, кошка с ровной спиной уселась у первого поворота. Ей бы сейчас спросить ответ на сложную загадку, чтобы пропустить к еде и питью, да не хотелось мучить лишний раз и так усталую от проблем душу.
Из дальней комнаты на кухню грузно прошла хозяйка. Она была в красивом цветочном халате, и он ей однозначно подходил. На нем были белые нежные лилии, что подчеркивали седые тонкие волосы, собранные в пучок. Не сразу заметив нового кота, она громко ахнула, но тепло и даже как-то трепетно заулыбалась, но трогать незнакомого гостя не стала. Женщина тонко чувствовала настроение животных, поэтому прогремела посудой, взяла фрукты из холодильника, насыпала в миску корм и поменяла воду. Затем бабулечка погладила Шерр и проворковала, что этот новый гость очень красивый и что его стоит накормить от души. Шерр лишь закатила глаза, но не стала изворачиваться от поглаживаний. Хозяйка, громко топая по полу, ушла в гостиную общаться с мужем и угощать спелыми фруктами. Шерр внимательно впилась глазами в выражение морды Ловца Солнца. Ей было очень интересна реакция, настолько, что она даже не стесняясь, в предвкушении улыбалась.
— Хвои хозяева... Ты их любишь, да? Не расскажешь мне о них? — спросил кот, и кошка благосклонно кивнула, одобряя вопросы. Между тем она махнула хвостом на миски, дескать, угощайся. Он ведь пришел за приютом, а не вкусными историями, верно? Но, впрочем, разбавить его пребывание здесь можно и своими историями. Только они будут честными, но скрытными. Пусть они больше не увидятся, но едва ли Шерр позволит кому-то узнать о ней слишком много. Лучше уж быть таинственной незнакомкой, чем кем-то еще.
— Конечно, люблю, — как само разумеющее отозвалась Шерр, начиная вылизывать лапу. — Они хорошие и добрые, однако не так часто досаждают своим вниманием и заботой, как может иногда показаться. Достаточно милые и приветливые даже с теми, кто этого не достоин, — перевела внимательный взгляд на гостя, спрашивая себя, а достоин ли он своего присутствия здесь?
— А родилась ты здесь? Мне не очень-то хорошо известно, как домашние и их хозяева обретают друг друга, — спросил Ловец Солнца, и кошка заинтересованно изогнула хвост. Ее мало кто просил рассказать именно о своей жизни, ведь для всех всегда этот быт был очевиден до жути. Шерр встала, готовая с рассказом погрузиться в далекое прошлое.
— Родилась я в другом месте. Меня сразу готовили к тому, что в скором времени меня отдадут, а я, скорее всего, никогда не увижу свою семью, — стоя в проникающих сквозь грязноватое кухонное окно лучах, кошка задумчиво вглядывалась вперед. — Когда я уже смогла самостоятельно ходить, и мне не так сильно нужна была мать, как в первые дни осознанной жизни, меня положили в клетку и погрузили в темноту. Она тряслась, пугала и будоражила меня всполохами страшных звуков, казалось, что мое заключение никогда не кончится. Затем яркий свет, теплые нежные руки моей хозяйки и вот я здесь. Я была готова к этому, кажется, мать даже предупреждала, что меня скоро отдадут. А потом я просто училась жить тут, учить язык людей. Они интересные, чертовски, я скажу тебе, непредсказуемые. Нет в мире еще создания интереснее и непонятнее.
Шерр замолкла, укладываясь на нагретое солнечным лучом пятно. Она щурилась от солнца, словно бы забыв о коте, но в голове был рой смущенных мыслей.
А не сказала ли она слишком много? Не показалась ли странной? Что, если он развернется сейчас и уйдет? Отпускать не хотелось... Не сейчас, он еще не рассказал своюисторию, наполненную битым стеклом, болью, и, может быть, даже, смертью? Слишком, слишком вкусно, слишком будоражило кровь. Хотелось даже засмеяться счастливым смехом. Сдержалась.
— К слову, ты ведь никогда не ел сухой корм? - растянувшись, и вновь показав живот, спросила Шерр, зевая. — Куда ты вообще путь держишь? Я владею многой информацией, могу подсказать что.
— А что, если я уже устаю от этой фразочки? - я усмехнулся, не пытаясь предположить даже, сколько уверенных в своей уникальности бродяг, забредая во владения Шерр, самонадеянно бросали ей такие же однотипные, безликие фразы. В попытке выделиться и с претензией на уникальность сами же, замахнувшись хорошенько, кидали свою личность в груду таких же посредственных. И ловили разочарование в глазах кошки, желтых, как одуванчики. — Серьезно, ты не первый, кто спрашивает это. И, как видишь, тут никого нет кроме меня и моих людей.
- Выходит, чтобы завоевать твою благосклонность, мало просто порисоваться и высокомерно заявить о своей неповторимости, ожидая, что кровь ударит тебе в голову чем-то более живым, чем хронической скукой? - я бы рассмеялся, если бы часть естественных эмоциональных реакций не засела за плотной коркой льда, которой было покрыто мое сердце. Тем не менее, я чувствовал, как во мне пробуждается нечто странное, природу чего не мог понять, как бы сильно не копался в себе, и потому широкая улыбка возникла на моих губах. Уже не в первый раз.
Как только зашел в дом, я повернул голову, дабы убедиться, что Шерр, пропустив меня вперед, также шагнет в возведенную людскими лапами обитель. И практически без удивления заметил, что кошка смотрит на меня. В ее глазах цвета солнца читалось что-то странное, и взгляд был столь проницательным и метким, что я нервно сглотнул от непонятного мне ощущения: показалось, словно этот взгляд разом влился в меня, заструился по сосудам, мешая кровь с жидким, горячим золотом.
Золото, солнце, одуванчики. Ассоциации, возникавшие в голове, рисуемые непрерывно воображением, согревали своим естественным теплом цветов. Это было удивительно и вместе с тем непозволительно - незнакомка по сути, Шерр одним только взглядом проникла в самое нутро. Стремясь прочитать там самую суть. О, я догадывался, как сильно ей хотелось узнать правду, мою настоящую историю, которую я так искусно заменил красивой, отнюдь не пустой фальшивкой.
Зрительный контакт, так взволновавший меня, продлился всего мгновение. Кошка оборвала его внезапно, почти бесцеремонно (поскольку я отчего-то не был к этому готов), и затем с присущей ей грацией обогнала меня, застывшего на месте. Я скользнул взглядом по ее ровной спине, проследив линию позвоночника до самого хвоста - так, бесцельно. Или, быть может, по причине того, что меня завораживала правильность изгибов ее тела.
Что в ней было такого? И пугало, и дарило непонятную радость то, что я абсолютно не чувствовал себя тревожно и неправильно, оказавшись в здании, пропитанном чужими запахами. В месте, которое было незнакомым, неизвестным в каждом своем проявлении и открывавшемся мне мало-помалу лишь в течение пути, когда в моем поле зрения появлялись все новые стены и предметы, значение которых мне не было суждено узнать никогда. Это должно было волновать до ужаса, заставлять инстинктивно шерсть на спине подниматься дыбом. Но я лишь погружался в запах Шерр, как во что-то мягкое, кутался в звуки ее голоса и чувствовал себя до безобразия правильно. И невозможно-хорошо.
Меня не испугала даже хозяйка кошки, появившаяся из-за одного из поворотов этого лабиринта стен. Шерр доверительно, тепло смотрела на нее; от женщины веяло спокойствием и неведомой мне мудростью, чужой моему сердцу, но все-таки той, что вызывает чувство уважения.
У меня был опыт взаимодействия с людьми. Через запахи я научился хоть сколько-нибудь улавливать их животные намерения; худо-бедно читал и эмоции на их лицах. Знания помогли мне понять, что женщина восприняла мое появление довольно тепло. Признаюсь, что она мне как-то сразу понравилась, привлекла открытой, честной добротой, которой от нее веяло так сильно, что даже коту было сложно это не почувствовать.
Женщина наполнила миски с едой и водой, потрепала любовно Шерр по голове, что-то мягко произнеся на людском языке, и ушла, оставив нас одних. Я смотрел ей вслед, удивляясь новым чувствам. Никогда я еще не видел, чтобы между домашней кошкой и хозяином присутствовала такая гармония. В этом было что-то правильное. Не для меня, не для мира, меня взрастившего, но для личного мира Шерр, который, казалось, был совсем не плох. И я знал ответ на заданный мною ранее вопрос еще до того, как кошка ответила:
— Конечно, люблю. Они хорошие и добрые, однако не так часто досаждают своим вниманием и заботой, как может иногда показаться. Достаточно милые и приветливые даже с теми, кто этого не достоин.
Я в очередной раз усмехнулся. Последние слова явно намекали на меня, но в них не было уверенного укора, неодобрения. Все это время Шерр изучала меня, пыталась оценить по своей собственной шкале. Я не знаю, что в ней было главным мерилом, но пока мои показатели явно ниже средних не опустились, коль я все еще был здесь. Коль она удостоила меня ответом.
Я шагнул к миске с едой, посчитав себя достойным как минимум восполнить силы истощенного голодом тела. Как только корм оказался во рту, я начал заглатывать его большими порциями, практически не разжевывая и не пытаясь ощутить вкус. Было неплохо, хоть и несравнимо с дичью, в теле которой еще не остыла жизнь, когда вонзаешь в нее острые зубы…
Желудок был наполнен. Я сделал несколько глотков из поилки и вмиг почувствовал приятную тяжесть по всему телу. Усевшись на пол, я выжидающе посмотрел на Шерр, давая понять, что настала ее очередь говорить. Пока что.
- Я бы так не смог – просто расстаться с семьей и безболезненно вступить в новую жизнь. Но я говорю это без претензии или обвинений, ты не подумай. Просто интересно, как среда и воспитание влияют на наше восприятие, - я нервно дернул ухом, когда сердце болезненно сжалось от рвущихся в сознание воспоминаний. - Семья, кровные узы всегда значили для меня слишком много. Они всегда были самым важным и трепетно хранимым, что, впрочем, по закону подлости делало неизбежным их утрату.
Я понял, что проговорился, но не был готов развивать тему потерь. Это был прекрасный шанс начать говорить обо всем и сразу, раскрыть правду, но отчего-то я медлил. Что-то во мне кричало, что момент еще не наступил. Я чувствовал нутром, что именно с Шерр я поделюсь самым страшным и сокровенным – но не так.
- Когда-то у меня была сестра. И знаешь, я бы не смог расстаться с ней, если бы мне сказали, что пришло время начать жизнь в ином месте. Свою, обособленную, без нее. Мы вместе росли, мы чувствовали друг друга очень тонко, хотя были с самого рождения абсолютно разными. Но никогда не было никого, кто так бы, как она, поддержал меня, когда я, в очередной раз натворив глупостей и запутавшись в себе, приходил излить душу, - эти слова горчили на языке. Пронизывали насквозь сердце. Внутри паршиво скрутило, и на мгновение забылось, как дышать. Но мне и не хотелось. Однако легкие все равно гневно потребовали кислорода, и я резко втянул в себя новую порцию воздуха. - А еще у меня были родители. И пока я взрослел, их советы были незаменимы в формировании моих взглядов и ценностей, в освоении навыков. И с ними было так просто ощущать себя любимым...
Воспоминания горели внутри, но под куполом. Пожар, сдерживаемый сейчас. Почему настолько проще было управлять им теперь, здесь? Я с трудом, но все же не пускал к сердцу острые когти нагоняющего прошлого. Как мне это удавалось?
Я поднял взгляд.
Мои глаза оказались как раз на уровне чужих солнечных глаз. Близко. Правильно. Создавая иллюзию не существующего на деле "вместе". Необходимый самообман. Необратимо открытое сердце.
Точка невозврата: я, смотрящий в распахнутые глаза Шерр; не чужие почему-то стены едва знакомого дома; сердце, бешено сокращающееся где-то у глотки: мощно, гулко, обжигающе. Это было чем-то до смешного сумасшедшим, глупым и невозможным. Но все эти характеристики вмиг стали неважными, потому что я ощутил, что с решением довериться, с теплом внутри от каждого пойманного взгляда-солнца, с чувством безукоризненной правильности мое сердце открылось навстречу другому сердцу. Я не понимал, почему и как, но осознание настигло слишком внезапно. Ощутилось слишком живо.
Шерр не знала, что произошло у меня внутри. Разом, моментом. Мое потрясение не выразилось внешне - лишь дернулся кончик хвоста.
— К слову, ты ведь никогда не ел сухой корм? - слишком просто и естественно спрашивать такое среди всего того, что ощущалось сложно и непонятно.
- Ел, - голос дрогнул на простом, кратком слове, но после уже пришел в норму. - Мне доводилось несколько раз пробовать подобное, хотя этот корм кажется более приятным на вкус, чем то, что я пробовал прежде. А вообще - с тех пор, как я брожу в одиночестве, мне довелось наполнять свой желудок той еще дрянью - лишь бы в животе не пусто. Порой жалел, потому что скручивало больно, да так сильно, что порывался вывернуть себя наизнанку. Так что удивить меня сложно. А ты пробовала когда-нибудь еще теплую мышь или же только-только пойманную рыбешку?
— Куда ты вообще путь держишь? Я владею многой информацией, могу подсказать что.
- Спасибо за участие, но я не знаю даже, о чем спросить. До того момента, как мои естественные инстинкты к выживанию привели меня сюда, я бродил совершенно бесцельно. У моего маршрута нет конечной точки прибытия. И у меня нет предпочтений в том, где оказаться на следующий день. Безразличие, скучное и серое. По правде говоря, во мне его столько, что твоя жаждущая интересного душа должна бы меня быстренько отвергнуть. Потому что мне не интересно, что происходит вокруг и что принесет мне грядущее. Теперь не интересно, - внезапная честность в потоке незапланированных слов. А в груди - гулкие удары сердца, претендующего на битву с привычным "все равно. - Тебе хотелось когда-нибудь увидеть своими глазами все то, о чем довелось услышать? Почувствовать вкус нового на языке, ощутить запах неведанного? Пройти там, где никто из знакомых еще не ступал, чтобы после уже не нуждаться в чужих историях никогда, но творить свою, собственную?
Отредактировано Эрра (2019-08-14 00:23:32)
Вы здесь » Коты - Воители. Легенды моря » Флешбек » Необратимость | Шельера | Эрра
