Алдрагри подал голос, и его манера разговора с Карателем была Хельге чужда, она даже удивлённо повела ухом, впервые слыша от своего приятеля такие слова.
  Смело. Она бы не выступила. Потому что она не дочь Лидера или потому что ей нечего сказать?
— Если Владыка не общался с тобой, это не значит, что он не общался ни с кем, — вдруг подал голос Делирий, и юная сектантка дёрнулась, услышав в тоне отца такую закалённую сталь — Ты коснёшься котят только через мой труп. Если в наши ряды затесался предатель, который сомневается в величии Владыки, ему не выйти отсюда живым. Предательство не прощается.
  "Отец не даст никому тронуть котят! Я знала, я же знала, что всё не так плохо! Плохи те, кто смеют что-то говорить против Бога или Великого Лидера, плохи те, кто сеют вздор и сомнения в наши ряды..." - беззвучно, сухими от волнения губами зашептала Хель крутившиеся у неё в голове, как молитву, мантру - лишь бы попытаться оградить свой разум от того, что она узнала за последний месяц. Слабость, Хель, слабость - она не хотела признавать, что её вера не так чиста и безупречна. Но разве и не каждая вера требует от нас жертв, и так уж ли легко нам отказаться от неё, когда ты впитываешь постулаты с молоком матери с раннего детства?
  Иногда юная служительница намеренно ослепляла себя, лишь бы не видеть правды.
  И без того неяркий свет в большой пещере померк, заставляя орденцев как по команде оглянуться на вход в пещеру. При взгляде на пришедшего Хель невольно поёжилась от благоговения и одновременно с ним непонятного страха. Наверное, таким и должен быть страх перед лидером - боязнь и уважение. Фигура Гнетущего была поистине огромной.
— Предательство не прощается.
  А его голос разнёсся под каменными сводами глухой и мощной волной. Хель впервые слышала от Верховного столько слов, поэтому внимательно ловила каждое слово. Через силу, через боль и неверие она пропустила слова про лишение котят жизни. В трёхцветной леди до сих пор боролись сострадание к пленникам - без сомнения пленникам - и долг перед Орденом. Всё требует жертв, и если от чьей-то жизни зависит жизнь твоей семьи, разве будет неверно поступить так, как будет лучше семье?
  Но ведь у этих малышей тоже есть семья...
Хель боялась, что её внутренню борьбу заметит всевидящий взор Гнетущего, и постаралась придать самое безмятежной и внушимое выражение своей мордочке.
Значит, Облака - это вреа племенных? Звучало глупо, воздушно и эфемерно. Совершенно несерьёзно. Как можно верить в облака? А Утонувший был раньше племенным. И если он им был, то не всё в племенах так радужно, не так уж они и хороши, как хотят сектантов убедить некоторые из пленников. Они ослепили Владыку, оставили его на верную смерть! И кто после этого жесток?
А убивать котят - не жестоко, Хельга?
Дальнейшее произошло так быстро, что в памяти Хель отпечаталось немногое. Кровь, вскрик, мёртвое тело Карателя... И над всем этим злой, решительный и оттого страшный отец. И его окровавленные клыки.
Трёхцветная сектантка смотрела на отца круглыми от ужаса глазами. Это сделал он?! Горло Карателя было похоже на кровавые ошмётки, а поистине огромная алая лужа навевала о мысли, что в одном коте столько крови просто не может быть.
Это. Сделал. Делирий.
— Да будет так. Смерти заслуживает каждый предатель. Через три рассвета будьте готовы к битве. Мы нападем внезапно, но сначала принесем жертвы нашему Владыке. А пока свободны, - заключительные слова Гнетущего стали для Хель сигналом к действию. Ни секунды не медля, пёстрая кошечка рванула из пещеры, пытаясь унять наворачивающиеся слёзы.
"Успокойся, успокойся, это было необходимо, предатели не должны быть среди нас, это всего лишь долг отца как Надзирателя, теперь он ближе к Владыке, ближе к Гнетущему, а это всего лишь необходимость, необходимость, необходимость...?!"
Нужно было сделать что-то хорошее.
>> Ущелье

из ниоткуда
Жизнь любит шутить, но до чего же дурацкие эти шутки: когда пытаешься забыть о существовании приемного сына, этот бестолковый раздражающий ком меха то и дело крутится где-то рядом, попадается в поле зрения с частотой три раза в секунду, а уши улавливают любой шорох, изданный этим существом, но стоит почувствовать потребность в ребенке, неуемное желание быть услышанным и понятым, в конце концов, быть любимым, пусть даже знаки внимания будут от временами ненавистного объекта, так он магическим образом куда-то исчезает.
- Черт подери! – выругался Глинтвейн, чувствуя, как закипает в нем кровь от нарастающего раздражения. – Ррррр, если я тебя найду, Сапия, то не жить тебе: выпущу кишки сразу же и позабочусь, чтобы твоя гнилая душонка не обрела покоя.
«Теперь ты сам с собой начал разговаривать, прекрасно. Спящего внутри Зверя оказалось не достаточно, и ты решил вести беседу с пустотой в надежде, что сын материализуется по твоему первому зову, просто замечательно», - желание уничтожить других переходит в желание уничтожить себя и это замкнутый круг, которому не дано разомкнуться.
Черный решил, что Сапия, раз его нет нигде поблизости, должен быть в большой пещере, но и там, увы, его не оказалось. Сначала Глинтвейн не решался войти: он искренне желал, чтобы подросток сидел в этой пещере и, в это же время, чтобы его там не было. И наконец-то шагнув в темноту, скользнув недобрым взглядом по всем находящимся, не нашел родного меха. Секундой позже последовало разочарование, что на долю Сапии не выпадет ни одна из прозвучавших ранее угроз, и облегчение по этой же причине, еще секунда – и вновь вернулось раздражение да привычная нервозность.
Хотелось разнести тут всё, но внезапно оказавшаяся перед янтарными глазами пестрая шубка заставила повременить с этим. На вид ей можно было дать примерно столько же, сколько и сыну. Может, чуть больше. Или чуть меньше.
- Хельга, - обратился к ней Глинтвейн, назвав кошечку полным именем, и изобразил некое подобие улыбки, но в ужасающей пародии, что просматривалась в неестественном, а оттого страшном изломе губ, едва ли можно было угадать хотя бы отголоски эмоции, которая должна отпечатываться на морде в знак приветствия. – Не желаешь ли развеяться? Просиживать свою молодую, полную энергии да сил жизнь очень и очень плохо.

Отредактировано Глинтвейн (2019-06-29 14:58:07)

Это, возможно, было довольно странно, но умение трёхцветки держаться, её учтивость и вежливость, а главное – дружелюбность, при чем чистая, без примесей излишков других эмоций, подействовали на черного успокаивающе.
Пёстрая малышка стала подобна глотку свежего воздуха среди зловония отбросов Ордена. Нет, он, разумеется, был верен Владыке и всех, кто разделял его безграничную верность, добавлял в список товарищей по религии, братьев по духу и просто родственных душ, но собеседники из них, честно говоря, так себе.
Они скорее машины для убийств, чаши, переполненные жестокостью, верные своему хозяину псы; с ними не страшно сражаться бок о бок, но они никак не те, кому можно открыть хотя бы маленькую часть своих мыслей да переживаний.
- Как ты смотришь на прогулки по скалистым вершинам? – Глинтвейн повторил жест Хель – с интересом наклоненная голова – хищно рассматривая юную сектантку. Интересно, что она сейчас думает, чувствует? Как она относится к ордену? Верит ли в величие и силу их Бога, или же, подобно Сапии, следует по неверной дороге отречения от веры да атеизма? Нужно будет её расспросить.
В голосе его слышалась не забота, а вызов:
- Справятся ли твои лапки с крутыми склонами, Хель?
Надзирателю всегда было интересно знать, отличается ли его вера от веры окружающих, чего они ожидают от Всевышнего и что движет ими, их действиями. Любопытство – чувство не свойственное сотканному из черной, словно оторванной от ночного неба, материи, великану, чье сердце было сделано из метала, но чем ещё, какими другими эмоциями заполнять внутреннюю пустоту?
Чем больше в нем накапливалось ненависти, негатива, жестокости, раздражительности, тем больше он нуждался в ком-то, кто на время поделится своей относительной чистотой (в этом мире все грязны, все грешники, повсюду зло, и выбирать нужно меньшее из зол) с тьмой его загнивающей души.
В большинстве случаев донором чистоты становилась сестра или, на худой конец, сын, но его белоснежная принцесса спала, и темный всадник не желал беспокоить её сон, а мерзопакостный малец где-то запропастился.
- В чем-то мы все похожи на Скалы – эти каменные статуи, созданные Природой, видели много и у каждой свои секреты, - таким секретом суждено было стать и котятам, которых готовят для принесения в жертву сектанты. И никто об этих малышах и не вспомнит, только Скалы с укором будут смотреть на место, где прольется невинная кровь. Об этом были мысли Глинтвейна, когда он, молча развернувшись, поманил хвостом сектантку и направился к выходу.
скалы.

Отредактировано Глинтвейн (2019-07-04 13:21:21)