<----- Дерево над пропастью

Я первым направился в сторону лагеря, уставший от всех тех новостей, что навалились на меня за весь этот день. Я чувствовал, что назойливые мысли никак не дадут мне уснуть. Я, конечно, всегда подозревал, что котят похищают не для того, чтобы ими любоваться, но я до самого конца не хотел верить в то, что происходило с ними после на самом деле. Мне было так жалко ушедшие, невинные ни в чем души, что эта жалость поглотила меня с головы до лап. Каждой шерстинкой я протестовал против того, чтобы все это было правдой.
"Какому богу будет нужно так поступать с котятами? Боги должны приглядывать за нами, а не просить в жертвы наших же детей", — отталкиваясь от этой мысли, я принялся думать. И очень много думать. Различные варианты лезли в мою голову, и я представить не мог, как мне поступать с этим. Что-то в этом всем было не так, какая-то очень важная вещь крутилась вокруг, но я никак не мог ухватить ее за хвост.
Хорошо, если рассуждать логически, то Богу котята нужны для некой силы, которую он дарует нам. Версия о том, что вся цель заключается в том, чтобы лишить племена продолжения рода и на корню их истребить, никак не складывалась, ибо племенные могут просто-напросто лучше укрепить защиту своего молодняка. Тогда зачем же?.. Что бог может взять от котят? От слабых, беспомощных, сопливых котят?
"Разве что он собирается открыть детский сад" — горько усмехнулся я.
Почувствовав рядом чей-то пушистый бок я невольно вздрогнул. Вынырнув из своих мыслей я заметил Алдрагри, который чуть было не обогнал меня. Вздохнув, я направился дальше.
Проходя мимо ущелья я остановился, сочувственно смотря на горящие отчаянием и страхом глаза котят, которые тут же спрятались, словно считали меня своим врагом. На это я рассердился еще больше. Пнув лежащий под лапами камушек, я, зажмурившись, бросился в большую пещеру, где обычно собирались все сектанты на ночь. Алдрагри пристроился у стены, а я улегся рядом, прижимаясь пушистым боком к его теплому, белому боку.
— Тёмной ночи, брат, — мурлыкнул мне брат.
— Темной ночи, — повторил я эхом, укладываясь поудобнее. Но уснуть этой ночью мне было не суждено. Думы, которые терзали меня, были столь сильны, что из них не просто выпутаться. Я даже хотел посреди ночи подняться и уйти, сгинуть, исчезнуть навсегда из этой проклятой секты, но, посмотрев на сопящего рядом брата, я отказался от этой затеи. Я не мог его бросить. С самого раннего детства мы были неразлучны, предоставлены самим себе... И через слишком многое к своему возрасту нам пришлось пройти вместе.
Я сомкнул глаза и постепенно мое дыхание стало выравниваться.
Объятый усталостью и думами, уснул я лишь под утро.

<--- Дерево над пропастью
   
  Хель спускалась  с площадки чуть позади от братьев, в темноте стараясь не наступить на камушек, колючку и сучок, на котором так легко поскользнуться и улететь к подножью гор. А оттуда будет так долго и скучно взбираться вверх...
  Почти усмехнувшись в так своим мыслям, трёхцветная благополучно спустилась с каменной тропы и с удовольствием вошла под сводчатый потолок огромной пещеры. Снаружи от пруда веяло холодом и свежестью, а здесь, внутри, было уютно, в окружении множества знакомых. Можно было бы даже сказать - в кругу семьи, но для Хель другие сектанты были семьёй не в том понимании, в котором семьёй для неё был Делирий. Поискав по разношёрстной толпе глазами, трёхцветная леди всё же не смогла углядеть массивной фигуры отца, поэтому последовала за юными котами, но немного задержалась, всё ещё силясь рассмотреть среди своих сородичей Делирия. Хель к отцу была привязана сильно, и поэтому даже малая непонятность или смятение в её душе выкладывались родителю. Нет, всё же, первый взгляд был верен - Делирия её желтые глаза не углядели. Украдкой вздохнув, желая отцу успешного возвращения в Орден, молодая кошка продолжила пробираться к своим друзьям. Мальчики уже улеглись, и она тоже, устроившись на безумно мягком мху клубочком, погрузилась в дрёму.
Ей снилась какая-то кошмарная бессмыслица, но и в ней можно было найти осознанные куски  - летящие в пропасть тела, смех, невыносимо яркое свечение глаз, шум воды. Кошечка в беспокойстве дёргала лапами, будто оборонялась от своих снов.

На утро, когда кошмары уступило место благостному спокойствию, сон Хельги прервал шаловливый лучик солнца, назойливо щекотавший её нос. Трёхцветная леди чихнула и открыла глаза, сонно озираясь по сторонам. Алдрагри рядом уже не было, а вот Муртаг всё ещё мерно посапывал. Проморгавшись, сектантка потянулась, с удовольствием ощущая натяжение мышц. Сородичи выходили по своим делам в разных степенях довольствия, кто-то уже завтракал, как подсказал Хель манящий запах свежей рыбы. Рыбу Хель любила, пожалуй, больше всего. Хрустальная вода горного озера одаривала Орден богатым и вкуснейшим уловом, и юная трёхцветка пристрастилась к нему больше, чем к мясу.
Утренний марафет был обязательным для леди, ведь прежде чем выйти наружу и приступить к завтраку, следовало бы привести себя в порядок. Лапка Хель аккуратно причёсывала шёрстку на щеках, на голове, смывала сонную пелену с глаз. Удовлетворённая своим видом, кошечка взяла из принесённой охотниками дичи крупную форель и вернулась к насиженному месту. Большой рыбы было достаточно, чтобы накормить двух, или даже трёх котят, на случай, если Алдрагри вернётся голодным. Будить чёрного приятеля Хель не стала, терпеливо и неспешно смакуя свою часть завтрака.

Янтарные глаза черногривого Муртага наконец раскрылись, и Хель с довольствием могла насладиться выражением его довольной мордочки и подрагивающего, уловившего запах свежей рыбы, носа. Друг поспешил вскочить и задорно мяукнул:
— Завтрак в постель? Как мило, - за что получает в ответ подмигивание трёхцветной сектантки, дескать, всё для тебя, мой дражайший товарищ.
— Алдрагри давно ушел? Он не сказал, куда? - поинтересовался Муртаг и сосредоточился на приведение своей непослушной чёрноу шубки в состояние, подобающее приличному молодому коту.
Хель отрицательно помотала головой, промолчав, поскольку её рот был занят очередным вкуснейшим куском форели. Ну до чего же превосходная рыба, всю жизнь бы только и питалась такой. Неужели где-то есть охотничья угодья с добычей, лучшей чем в горном хрустале ручьёв и на каменистых вершинах скал, где гнездятся птицы?
"Горы. Лучше гор могут быть только горы", - снова повторила про себя юная кошка.
- Я его даже не застала, - проглотив последний кусочек рыбьего мяса, лапой проведя по усам, добавила к своему качанию головой Хель. - Проснулась - его уже не было рядом. Ума не приложу, куда его могло занести...
  Чешуя была убрана с белых щёк, усы аккуратно умыты, и Хель была в полной готовности к новому дню.
- Муртаг... - мгновение - и Хель уже сидит вплотную к боку чёрного юноши, почти касаются кончики её цветастой шерсти кончиков его чёрной. Не нарушая никаких границ дозволенного, выглядит эта сцена прилично и не более той меры близости, которую хотела выразить юная леди.
- А что ты думаешь по поводу котят и их... - на ум пришёл Грачик и его беспристрастное и оттого тяжёлое слово "...убить". - ... И приношении их в жертву Владыке?
  Опасным такой разговор с Муртагом не был, поскольку сказанное прозвучало только для них двоих, тихим, вкрадчивым шёпотом трёхцветной кошки. Остальные сектанты не интересовались ими обоими, торопясь выбежать из пещеры по своим делам, позавтракать или же поделиться очередными новостями гор с соорденовцами. На беседу двух молодых котов они обращали внимания не больше, чем на воркование матерей-кошек. Возраст вообще играл троице на лапу - к примеру, можно было следить у всех на виду, оставаясь незамеченными, и никто с тебя не спросит. Старшие часто недооценивают младших, считая их либо несмышлёнышами в этой жизни, либо глупыми. А если младший умён, он обязательно обратит себе это во благо.

Чего добивалась Хель, пытаясь узнать мнение Муртага - желала ли она найти объяснение своим невнятным чувствам или же ждала какой-то поддержки? А если мнение чёрного приятеля отлично от её собственного? Сможет ли она ему доверять? А что ещё важнее... Сможет ли Муртаг доверять ей?
Трёхцветной сектантке хотелось, чтобы друг подольше был занят своей частью завтрака, лишь бы отложить время его ответа...
— Я считаю, что это, мягко сказать, ужасно... Я не хочу становиться убийцей, как они, — с каждым сказанным словом голос Муртага становился тише и тише, снизившись до вкрадчивого шёпота, уловить который могла только Хель, сидевшая подле, и то - навострив уши.
"Убийцей? Н-но если так... Может ли мой отец быть убийцей?"
Почему Делирий никогда не посвящал её в то, что происходит , почему не пояснял, зачем все те котята сидят в ущелье, почему...почему он не говорил, что с ними делают? Считал недостаточно взрослой? Недостаточно преданной Ордену?
- А ты как считаешь? - контрастно громкая фраза вывела Хельгу из размышлений о первопричинах молчания отца.
- Я... - жёлтые глаза сузились в две узкие щёлки, будто это могло спасти Хель от прочтения чувств в них. - Я не знаю, Муртаг. Мне жаль этих котят, никто не заслуживает смерти, особенно в таком возрасте, но...
Слова давались тяжело. Если в душе трёхцветная кошечка могла догадываться о природе своих чувств, могла допускать сомнения, то в словесные выражения эти сомнения не хотели облечься. Хель словно боялась сама себя, боялась признать, что её прекрасный мир снежных вершин и кристальных водопадов не такой уж прекрасный. Это было бы поражением для неё - признать, что её поглотили сомнения.
- Но если это нужно Владыке, значит, это не просто так? Может, мы слишком малы, чтобы понять предназначение этих приношений? - "зато мы достаточно взрослые, чтобы понять, что нас обманывают" - проскочила залётная, чуждая мысль в голове юной сектантки. А может не такая уж и чуждая? - Это может иметь смысл. Я не могу так просто принять, что моя вера строится на бессмыслице.
"Я не хочу чтобы всё, во что я верю, рухнуло в одночасье!" - кричало сознание Хель, силясь сорваться с языка невозвратными словами.