Грачик спал мало: нервный, он вздрагивал и просыпался от малейшего шума. Ему бы хотелось спать крепче, чтобы дольше убегать от реальности, прятаться в сновидениях. Раньше Грачику снилось племя: родной лагерь, мать, даже непутёвый отец; тренировки с Лисой Пламенного Заката, а иногда — совместно с Теньком и его наставником. Сейчас сны были мутными, окрашенными в серый и красное; не приносили ни отдыха, ни покоя.

Грачик сидел, сгорбившись, едва заметно дрожа от холода. Он постоянно мёрз в этом затхлом и сыром месте, и только тёплый бок Тенька кое-как спасал. Сейчас его с братом разделял лисий хвост.

Он услышал вопрос брата и повернул голову к выходу, навострив надорванные уши, с дикой, первобытной осторожностью вглядываясь и прислушиваясь: меньше всего было нужно, чтобы их услышали и снова к ним придрались. Вчерашняя взбучка еще давала о себе знать болью во всём теле: Грачику сильно заехали по морде и ударили об стену. Теньку, который всё никак не мог замолчать, досталось еще больше.

Убедившись, что никто не собирается к ним заглянуть, Грачик заговорил:

— Ага, — голос его был негромким, ломким, без эмоций. Взгляд перешел на серый камень стен, такой же бесцветный. Подумай он о таком раньше, Грачик бы устыдился самого себя: что за кощунство? Но теперь всё было иначе. Когти слабо оцарапали холодный пол. — Иначе бы они давно нас спасли.

Но никто их не спасал и никто не приходил к ним на помощь. День сменялся другим, а легенды об Облачном племени становились былью, сказками на ночь, чтобы поддерживать свой рассудок и брата. Грачику подумалось, что, будь они на самом деле, они бы помимо прочего помогли Теньку держать пасть на замке. Грачик дёрнул ухом, взглянув на брата.

— Пожалуйста, не пререкайся с ними, — они уже говорили об этом много раз, и Грачик уже не пытался вложить в голос мольбу или попытку обвинить. Звучала лишь усталость, которой не должно быть у семилунного ученика, но Грачик чувствовал, что весь пропитался ею, и с каждым днём ему было хуже. Он словно ступил с берега в реку и шел все дальше, уже пройдя мелководье, готовясь, когда вода накроет его с головой.

Грачик перевел дыхание, будто единственная фраза отняла остаток его сил, моргнул и вновь посмотрел на выход.

Нас не спасут. Значит, мы должны спасти себя сами.

Отредактировано Грачик (2018-02-08 22:44:34)

Решительность никогда не была свойственна Грачику. Он был мнительным, робким, предпочитавшим уступить место лидера кому-то другому и послушно идти за этим котом. Грачик всегда боялся проявить инициативу, сомневаясь в себе, своих силах и своих способностях. В плену у него появилось много времени, чтобы обдумать своё поведение.

Давно ли Грачик перестал верить в Облачное племя? Давно ли перестал надеяться на их чудесное спасение? Грачик не знал: всё это не произошло в один момент. Каждое злое слово, каждое вознесение мёртвого бога, каждый удар по морде — все это оставалось мелкими трещинами в фундаменте, что закладывался в Грачике с рождения, и в какой-то момент опора рухнула, не выдержав.

Грачик застыл, но, повинуясь привычке — отголоску времен до плена, до своего надлома, — переплел хвост с хвостом брата. Детская забава, еще одно проявление их крепкой связи — и возможность поделиться сокровенным, ничего не утаивая. Грачик ответил на взгляд янтарных глаз, тихо сглотнул и отвел его. Прикрыл глаза и через силу кивнул.

Тенёк был единственным, кому Грачик мог довериться. На кого мог опереться. В племени, где его окружали родители, наставница и другие соплеменники, это ощущалось не так остро, но здесь, в темном ущелье, с истерзанной шкурой и болью в пустом желудке, брат оставался последним просветом для Грачика. Он не представлял, что бы делал без Тенька здесь, как справлялся бы.

Но Грачик ничего не ответил Теньку на его вопрос. Он замыкался в себе все больше, закостеневший в страхах и переживаниях, будто потерявший способность передать их словами. Оставался лишь по-животному острый, резкий взгляд голубых глаз.

Грачик дернулся, тоже услышав шум, напрягся и вздыбил шерсть на загривке, уставившись на вход, с затаенным ужасом ожидая, что к ним вновь придут мучители. К счастью, кто бы это ни был, он не торопился к ним заглянуть, и Грачик тяжело выдохнул, подавив порыв лечь на холодный пол. Истощенный, с каждым днем ему все меньше хотелось двигаться и говорить.

Тенёк злился из-за этого. Грачик прижал уши к голове, но скорее повинуясь привычке, чем действительно стыдясь своей слабости или опасаясь, что брат поколотит его. То, как Тенёк тягал его за уши, теперь казалось детским ребячеством, а не серьезной угрозой. Брат разглядывал его, хмурый и недовольный, и Грачик заставил себя выпрямиться и пригладить шерстку на груди.

Грачик приоткрыл пасть, но неловко замер и закрыл рот, вспомнив о предупреждении Тенька.

Хватит вздыхать.

— Ты сердишься, — Грачик чуть оживился, разглядывая морду Тенька. Братья были схожи друг с другом, за исключением цвета глаз. — Сердишься, потому что думаешь, что облажался, — Грачик облизал пересохшие губы, сильнее переплетя свой хвост с чужим. Подался вперед, встретившись взглядом с чужими глазами.

Они ведь оба были виноваты в том, что попались. Если бы они тогда не улизнули из лагеря, решив найти себе приключения без надзора наставников, ничего бы из этого не произошло. Попался бы кто-то другой, и все эти мучения достались бы ему, а не им. Грачик хотел бы, чтобы на их месте оказались другие ученики. Чтобы ничего из этого не произошло.

— Ты хочешь крови, — истерический смех и сплюнутая на землю кровь; опрокинутое наземь черное тельце и глухие удары тяжелых лап; великое предназначение во имя мертвого бога и полусгнившая мышь на двоих. Грачик чувствовал, как колотится сердце в груди; как созревает и формируется в голове мысль, примитивная, а потому отрицающая мораль и законы.

Еще ближе, доверительным шепотом на ухо:

— Я тоже хочу.

Начало игры.
Едва слышимые капли воды стекали с ярких сталактитов, которые являлись единственным источником света в тёмной пещере, не считая дневного освещения, что исходил от входа. Просторная, спрятанная от чужих глаз, она стала пристанищем для чужаков, что устраивали здесь сборища вокруг небольшого пещерного озерца, восхваляя своего вымышленного бога. Стены были испещрены глубокими царапинами, оставленные от когтей, как и самих сатанистов, так и животных, обитавших здесь несколько лун назад. С самом тёмном и глубоком уголке сидел рыжий кот, но в темноте и при синеватом свете, его шерсть казалась пепельной, а глаза представляли собой два белых круга, отблескивая во мраке. Тело стояло неподвижно, вслушиваясь в каждый мельчайший шорох вокруг, а после обратил свой взор на двух котят, который они притащили совсем недавно и теперь должны были принести в жертву, во славу благополучия.
— Ты забыл, что мы играем? — разнёсшийся по пещере писклявый голосок, заставил невольно поёжится. — Я должен был угадать это.
Противные комки шерсти действовали на нервы и крысоподобный хвост исполина заёрзал по пещере, а клыки разомкнулись. Вся пасть перекосила своеобразная нервная улыбка, а после тот и вовсе залился безумным смехом, который тут же, словно грохот, пронёсся по пещере. Послышалось шевеление и над потолком загорелись множество маленьких ярких глаз. Они образовывались словно стена за спиной Банзая, отчего обстановка казалась ещё страшнее, словно тот предстал огромным пауком с миллиардом глаз. Они высматривали что-то, пытались уловить движение, поддаваясь для рывка, но после закрылись вновь. Летучие мыши снова провалились в глубокий сон, понимая, что трогать тех не собираются, впрочем, полакомиться ими явно могут, что кот частенько тут и делал. Своеобразная пища безумно нравилась Банзаю.
Поднявшись с места, кот направился по краю, обходя малышей вокруг, слыша, как некоторые скулят от страха, вызывая полное удовлетворение у рыжего. Его тело подрагивало, а уши так и поднимались, чтобы вновь и вновь улавливать подобные звуки. Облизнувшись, он устроился неподалеку, устремляя пустой и холодный взгляд на двоих, стараясь что-то обнаружить, но скорее тем самым заставляет замолчать. Похоже, что те уже совсем забыли, когда последний раз получали хорошего пинка за непослушание. «Почему бы нам просто их не съесть? Они ведь такие толстенькие, аппетитные. Я слышу, как кровь течет по их венам. Прекрасная мелодия. Да, идите ближе к папочке», - в мыслях представлялись растерзанные тушки малышей, бьющиеся в агонии. Их маленьких хрупкие тельца, потрясающие скелетики. Банзай кружится с ними в танце, даря каждому свой смертельный поцелуй.
Мечтания безумца разрушил шорох. Два болтливых комка, что походили уже на подростков казались очень раздражающими. Исполин прижался боком к стене, а послу выпустил устрашающие лезвия когтей и прошелся ими по каменной стене, вызывая мерзкий скрежет, заставивший пещерных обитателей снова проснуться и пронзительно зашипеть. Такой причудой Банзай пользовался часто, оказывая давление.
- Наши друзья очень голодны, вы ведь не хотите вызвать их гнев своими криками? Вы должны быть тихими, ведь скоро маленькие, такие хрупкие и наивкуснейшие тушки отправятся к ВЕЛИКОМУ БОГУ! Он примет наши дары и дарует нам вечную жизнь, - Банзай вознёс лапы в воздух, восклицая, а после опустился и стал ходить вокруг, пожирая тех взглядом. Он был в шаге от лакомства, но, к сожалению, трогать было запрещено. Запретный плод сводил с ума.

Отредактировано Банзай (2018-02-09 10:03:52)

Взгляд Грачика был размытым, но только дурак не разглядел бы в нём неприкрытую тревогу. Тенёк не был дураком, он смог зацепиться за неё, словно за спасительную ветку, и продолжал смотреть в льдисто-голубую бездну. Грачику было страшно, но теперь вовсе не оттого, что где-то там, за ветками ежевичного куста скрывается очередная опасность в лице бродяги. Грачику было страшно, что что-то в их отношениях с братом надломилось, причём знатно, оставляя после себя довольно глубокую трещину. Тенёк прочувствовал эту трещину тогда, когда Грачик решил озвучить вслух своё желание. Подумал ли брат, что он не догадается сам о таком, что не думает о том же самом? Ведь Грачик сам произнёс эти слова: "Ты хочешь крови — я тоже хочу". Так если они оба хотят одного и того же, то почему же голубоглазый сейчас так напуган.

Шорох был не случайным, котятам далеко не послышалось, и Тенёк последил за взглядом брата. Сквозь тонкий луч просвета у самого входа показалась фигура, а после: громкий писк, отзывающийся от стен ущелья гулким эхом, противным, впивающимся в самые уши, глубоко, добирающиеся до самого мозга, разъедая, пугая.

Кот, бродячий, тот самый, что не так давно избил их обоих. Он был безумен, это безумие читалось в каждом движении, и Тенёк уже не сомневался, что ему будет всё равно: говори он что-то в ответ, молчи, всё равно один из оруженосцев сегодня пострадает в этой пещере. Если не Тенёк и не Грачик, то кто-то другой.

Самым ужасным во всём этом было то, что Тенёк не молился Облачным котам за то, чтобы новоприбывший сектант оставил всех в покое, —он знал, что никто им не поможет, а бродяга просто так не уйдёт, — Тенёк наоборот просил случай повернуться так, чтобы этот ржаво-рыжий красавец утолил свою жажду на ком угодно, лишь бы не на брате. Оруженосцы позади обменивались испуганными взглядами, а Теньку было всё равно: пускай хватает, пускай точит когти, лишь бы не на врановой шерсти, на которой так до безумия контрастно смотрятся красные пятна.

Он разинул пасть, обращаясь к ним. Очередные бредни, очередной Мёртвый Бог, что дарует им бессмертие, а котятам — покой, такой долгожданный после всех этих мук. Черношёрстный был уверен, что многие здесь боялись смерти, и для кого-то она была единственным выходом из этого ущелья. Смерть, долгожданная, без голода, страха и мучений. В пещере были и совсем маленькие котята, которые вовсе не понимали происходящего в полной мере. Ими одолевали только жуткие видения и страх за собственные маленькие хвостики.

Чужой чёрный кончик хвоста у губ, и Тенёк чувствует запах брата. Он велит ему молчать, велит ему сдерживаться, но вот рыжий уже рядом с ними, кружит вокруг них, словно коршун над добычей, ожидающий, когда наступит нужный момент. И янтароглазый понимает: один повод, одно только его слово, и бродяга получит то, чего так хочет. И Тенёк даст ему это, потому что другого не может. Но даст осторожно, потихоньку, будто бы дразня мышь перед убийством, давая шансы на побег. Так он поиграет с бродягой в кошки-мышки, бросая свои фразы не так вызывающе, но всё равно дерзко, потому что...

— Та подгнившая мышь, что обычно перепадает нам, сегодня стала твоим завтраком? Не посчитай, что я завидую, просто даже отсюда чувствую, как разит из твоей пасти.

Ему семь лун, он оруженосец Лесного племени.
И сейчас он разговаривает без страха со своим главным врагом, недостаточно для того, чтобы ему прямо сейчас дали по ушам, — а может, и достаточно, учитывая природу Банзая, — но хватит для того, чтобы взгляд рыжего не останавливался на Грачике. Он уже выбрал их своими жертвами, и просьба брата молчать вряд ли будет исполнена сегодня.

Отредактировано Тенёк (2018-02-09 19:45:12)